Review
«Люди все время меня спрашивают: знаю ли я Крутого Али?» — мог бы начать Рассказчик.
В дебютной повести лауреата прошлогоднего «Лицея» Ислама Ханипаева, как и у Паланика, Рассказчик проваливается в беспамятство, дерется и слушает собственное альтер эго. Даже отчасти тоже безымянен — он просто еще не выбрал, как его будут звать. Окружающие, правда, не всегда соглашаются звать его Безымянным Воином и зовут Артуром. Ему восемь. Он хочет стать злым и великим, убить всех врагов, начиная с Гасана-Вонючки. А еще — отыскать биологического отца, ведь в новой приемной семье есть только типа мама и типа старший брат. Но пока отца рядом нет, его наставник — выдуманный Крутой Али, старательно диктующий в личный дневник список правил настоящего воЕна.
Признание Ислама Ханипаева в том, что прочел за всю жизнь всего около тридцати книг, скорее всего, не бравада. Он пишет из своего нерайского рая, где мир совсем новый, и каждому предмету и существу лишь предстоит раздать имена — чувство новизны передается и читателю, как бывало и раньше с книгами даже куда более неискушенных (чаще ввиду возраста, чем позиции) авторов ярких кинематографичных историй — как девятилетняя Дейзи Эшфорд и ее «Малодые гости» или пятнадцатилетний Кристофер Паолини, автор «Эрагона».
Ненамеренно, но закономерно «Типа я» выходит похожей на целый ряд таких полувзрослых-полудетских книг — интонациями, сюжетом, даже общими эпизодами. И на «Дневник слабака» Джеффа Кинни, и на «Бабушка велела кланяться и передать, что просит прощения» Фредрика Бакмана, и на «Главу Джулиана» Р. Дж. Паласио, и на все же прочитанный писателем «Голос монстра» Патрика Несса, и на — как ни странно — «Дни нашей жизни» Микиты Франко, и отчасти на «Абсолютно правдивый дневник индейца на полдня» Алекси Шермана или даже на «Манюню» Наринэ Абгарян. Простота что сюжета, что языка, что героев окупается легкостью, свежестью, искренностью. Колоритными описаниями города, где большая мечта — иметь золотой унитаз, как у местного богача. Блестящими, зачастую действительно смешными диалогами: сценарное прошлое автора помогло отточить этот навык.
К тому же «вдали от прочих книг» не равняется «в вакууме вообще». Повесть взяла многое от популярной культуры (грандиозный зрительский опыт Ислама Ханипаева не подвергается сомнению) — но именно потому и напоминает поломанный янг эдалт. Направленность на молодых взрослых выдает и глубокая травма героя-аутсайдера, которую он проживает как может, и авантюрное путешествие в поисках отца (а на деле — себя), и разочарование во взрослых, и горячее желание найти близких по духу — свою «суперкрутую команду» из приятеля Расула («умный»), рассудительной одноклассницы Амины («красивая») и смелой Румины (которая умрет первой в случае необходимости — роли распределял сам Безымянный Воин). Современная Махачкала рисуется действительно отходящей от патриархальных устоев. Взять хотя бы портреты старших героинь, живущих без мужчин: мама Румины — вдова, «типа мама» Артура — в разводе. Или — саму Румину, на пару лет старше героя, умеющую запросто поколотить что его, что назойливого поклонника Расула и неизменно дружелюбную только к Амине. Эта галерея женских портретов не кажется чем-то примечательным, если не помнить, что речь идет о современной дагестанской прозе. Знакомой широкому кругу читателей разве что по книгам Алисы Ганиевой (также показывающей через героинь, как изменилось общество, — а в случае Ислама Ханипаева это еще и попытка отойти от призмы male gazе). Артур достаточно свободен в частных суждениях, признавая, что Румина сильнее его, а Амина не только красивая, но и умная.
Но все-таки при этом в целом главным хранителем традиций Дагестана всегда оказывается тот же Артур — наперекор мировоззрению янг эдалта с принципом «живи сам, дай жить другим»; локальная культура подавляет всеобщую. В послесловии автор (помимо объяснения замысла всем, кто почему-то не понял) старается предостеречь от того, чтобы советы Крутого Али претворяли в реальную жизнь, — но история закончена, и оттого маленькое морализаторство существует будто отдельно от книги.
Дело даже не в том, что Артур истово жаждет всего, что можно назвать токсичной маскулинностью, — это этап развития. Такое нередко и в жизни: дети, воспитанные по советам из НЭНа, осознанно идущие в садик в гендерно-нейтральных одежках органического хлопка, приходят домой топить за традиционные ценности. Дьявол в деталях: герой донимает бездетного мужчину, не в его ли жене проблема, в обращении к Расулу зовет Румину не иначе как «твоя будущая жена» (друг того хочет, а ее кто же спросит), внимательно слушает типа брата, в шутку бросающего типа маме «женщина, ты не поймешь». Это ж забавно и мило, смотрите, совсем как взрослый: играет в насилие, сам выдает сексистские фразы, лезет с советами срочно рожать. Это такая игра. Такое убийство чести внутри городка из лего, калечащие надрезы между кукольных ног, принуждение Барби к материнству, бойцовский клуб на переменке. Страшно — если б такое еще и взаправду случалось...
А, стоп. Подождите.